– До чего ж нынешним олигархам неймется себя облагородить, – усмехнулась я. – Так и рвутся стать дворянами, да подревнее.
– Знаешь, – задумчиво обратилась Машка к наполовину обкусанному бутерброду, – может, он и правда кто-то там… У него карта есть. Старинная.
– Карта? – насторожилась я.
– Ага, – кивнула Машка и добавила с уважением: – Карта сокровищ.
– Это тоже твоя бабушка видела?
– Нет. Эльза говорила. Она папанино увлечение всерьез не воспринимает. Смеется даже.
Мне было не до смеха. Круг замкнулся. Даша в последние дни выполняла какую-то работу для человека, у которого были все основания интересоваться островом. Она там побывала, сама ли или по его просьбе – мне неизвестно. И умерла. Если отбросить видения Юрика, то в смерти подруги не было ничего таинственного: ее банально застрелили. У нас не Америка, огнестрельное оружие не лежит в каждой прикроватной тумбочке, владеют им люди, так или иначе соприкасающиеся с криминалом. В том, что сосед при его бизнесе входит в эту категорию, я не сомневалась. Выходило, что меховой король – главный подозреваемый!
На самом деле, у меня не было никаких оснований так считать, но не подозревать же мне ту же Машку или любого другого из тех, кого я знаю тыщу лет?
После того, как тарелка с бутербродами опустела, подружка заскучала.
– Ну, я пойду? – спросила она неуверенно.
– Что? – рассеянно переспросила я. – Да, иди, иди.
Кажется, Машуня ждала другого ответа, но покорно поплелась к двери, волоча за собой шаль.
Меня клонило в сон, и я решила, что ничего плохого не случится, если я немного посплю.
Как же я ошибалась.
Я так и не поняла, что меня разбудило. Возможно, сквозняк? По крайней мере, проснулась я от холода. Одеяло не спасало.
Завернувшись в него поплотнее, я доплелась до окна, чтобы закрыть его, и с удивлением обнаружила, что на улице значительно теплее, чем внутри домика. Я вяло удивилась спросонья.
Раздался тихий стук, совсем близко от моего лица. Я отпрянула и тут же с облегчением вздохнула, увидев мохнатую ночную бабочку. Трепеща крылышками, она билась о стекло, привлеченная отражением луны.
Внезапно мой нос уловил странный запах. Я принюхалась: отчаянно воняло рыбой и речной сыростью. Конечно, река недалеко, но раньше запахи не доносились сюда столь отчетливо. Воняло так, словно у меня под кроватью стух целый кит.
На веранде что-то прошелестело, будто ветер погнал скомканную газету. Я точно знала, что шелестеть там нечему: газет я принципиально не читала, а из печатной продукции на веранде только Машкины книги.
Врать не буду, страха я не испытывала, уверенная, что ничего опасного в домике, запертом на все замки, случиться не может. Но на душе было неспокойно.
Высунув руку на веранду, я пошарила по стене в поисках выключателя и с облегчением щелкнула клавишей. Однако свет не вспыхнул. Вокруг меня по-прежнему была темнота. Странные звуки прекратились, но беспокойство мое усилилось. Стыдно сказать, я даже малодушно пожалела о том, что отважилась жить на Кордоне в полном одиночестве.
На случай форс-мажора у отца была припасена бейсбольная бита. Я пошарила за обувной полкой, с облегчением ухватила ее увесистую тушку всей пятерней и осторожно выскользнула на веранду, сканируя темноту сощуренными глазами.
Воняло здесь еще сильнее.
Теперь, проснувшись, я точно помнила, что никакой рыбы в доме нет, даже консервированной.
Я все еще не боялась, но была озадачена.
Глаза постепенно привыкни к темноте, и я обнаружила, что окна на веранде сильно запотели, а на стекле красуется загогулина, словно нарисованная пальцем. Я бочком приблизилась к окну, однако, прежде чем смогла разглядеть рисунок, угодила босой пяткой в холодную липкую лужу, тихо, но от души, выругалась уже на лету, так как нога поскользнулась и я шлепнулась на пол, взвизгнув от неожиданности.
На Кордоне в летний сезон электричество вырубалось регулярно, в этом не было ничего удивительного, так как провода никто не менял со дня основания. На этот случай, на веранде имелся фонарик, и я прекрасно помнила, где он лежит. На мое счастье он работал. В компании желтого круга света я почувствовала себя увереннее, кряхтя, встала на четвереньки и резко посветила во все стороны только для того, чтобы убедиться – на веранде я совершенно одна.
Мне, правда, показалось, что в углу шевельнулась какая-то тень, но это оказалась всего лишь отцовская плащ-палатка.
Я вернулась к оконному стеклу и на этот раз смогла разглядеть чьи-то художества: три кружочка пирамидкой и треугольник внизу. Ничего не поняв, я все же зарисовала изображение огрызком карандаша на салфетке – спрошу у Петровича, он все знает.
Пока я трудилась над рисунком, картинка на стекле растаяла. Жаль. Теперь никто не поверит в эдакую чертовщину.
Стекло снова стало прозрачным, и сам собой вспыхнул свет. Слава богу!
Проморгавшись, я бросилась изучать лужу, благодаря которой набила себе здоровенную шишку. Она-то как раз никуда не исчезла и выглядела отвратительно. К тому же нестерпимо воняла тухлой рыбой. Морщась от брезгливости, я ткнула в гадость пальцем, убедившись, что она еще и липкая.
Внезапно меня осенило. Недобро улыбаясь, я бросилась ко входной двери, ожидая обнаружить незапертый замок, благодаря которому кто-то из приятелей решил меня разыграть – недаром же Машка прискакала на ночь глядя.
Дверь была заперта изнутри.
Утром я точно знала с чего начать, но меня снова опередили. Ей-богу, Кривой дом – просто мавзолей какой-то, народ туда в очередь выстраивается. Вот и сейчас, едва я просунула нос в калитку, заметила на дорожке впереди себя посетительницу. Мне она показалась незнакомой.