Проклятие Гиблого хутора - Страница 42


К оглавлению

42

Вопреки ожиданиям, Роман не стал оправдываться и, кажется, даже не обиделся. Вместо этого он заметил с сожалением:

– Жаль, что ты не сохранила кольцо навки.

– Кого-кого? – удивленно вскинула я брови.

– Навки. Слово «навь» обозначает «душа умершего». Иногда так называли русалок.

– А я рада, что от него отделалась, – скривилась я, содрогнувшись от воспоминания с водной девой.

– Зря ты так думаешь. Навка не хотела тебе зла.

– Ага, тебя бы на мое место! Да она меня чуть не утопила.

– «Чуть» не считается. Хотела бы – утопила.

– Если она такая добрая, то зачем колечко отобрала? – сварливо поинтересовалась я.

– Ладно, объясню, – вздохнул Роман, не отводя глаз от дороги. – Навки не всегда творят только зло. Иногда могут и одарить. Не всегда по своей воле. Заставить навку помочь или даже исполнить желание, можно, отобрав у нее личную вещь. Что ты и сделала.

– И чем это она меня одарила? – искренне удивилась я.

– А твои способности, которые только что спасли тебе если не жизнь, то уж честь-то точно?

– Ой! Так это она?

– Думаю – да. Поначалу я решил, что твои видения от стресса, но после сегодняшнего можно не сомневаться – это подарок навки.

– А зачем она… для чего? Я ведь не просила!

Роман пожал широкими плечами, взглянул на меня и слегка улыбнулся:

– Навке, как и любой мертвой душе, известно будущее. Она решила, что в этом будущем твой новый дар тебе пригодится. Помнишь, что было выгравировано на кольце?

– Листочки какие-то.

– Это клевер – мощнейший оберег. Его изображения в древности помещали всюду: на одежде, зеркалах, стенах жилищ…

Я тут же вспомнила рисунок на запотевшем стекле – три кружочка и стрелочка – чем-то похоже на листок клевера. Выходит, навка действительно хотела меня защитить? На Романа я взглянула с уважением. Он почувствовал мой взгляд и повернул голову, наши глаза встретились. Меня обдало жаром. От смущения я быстро заговорила, глотая слова:

– Ты так много знаешь о всякой нечисти, то есть, я хотела сказать, – о потусторонних силах.

– Эта навка – нечто особенное, – признался Роман.

– Твоя знакомая? – пошутила я.

– Можно и так сказать, – ответил он без улыбки. – Кольцо могло принадлежать невесте моего пращура. Его звали Федор.

– Ну, мало ли Федоров на свете, – попыталась я воззвать к здравому смыслу. – А, кстати, что с ним произошло? Ты так и не рассказал.

– А что мне за это будет? – попытался отшутиться Роман.

Я нервно заерзала на месте. Всерьез я его не опасалась, да и до дома было уже рукой подать, но для солидности, я покрепче сдвинула колени и насупилась. Романа мои кривляния развеселили.

– Ответ понятен, – хмыкнул он. – Опять облом. Что ж, на Острове у меня еще будет время.

Это обещание вновь вогнало меня в краску, сердце забилось часто-часто. С трудом сдерживая идиотскую улыбку, я фыркнула:

– На острове тебе будет не до этого.

– Посмотрим. На всякий случай можешь надеть свое монашеское платье – я с удовольствием почувствую себя миссионером.

Роман притормозил возле моего дома, и я поймала себя на мысли, что сожалею о том, что мы так быстро приехали. Я чуть замешкалась. Роман немедленно воспользовался преимуществом. Он повернулся в мою сторону всем корпусом, положил одну руку на спинку сиденья и… заговорил совсем о другом.

Поначалу мне стало досадно, что он так некстати вспомнил о своем предке, хотя несколько минут назад горела желанием узнать о нем всю правду, но рассказ меня настолько поразил, что я забыла об остальном.

Как я уже слышала, Федор был молодым архитектором. Он только что закончил учебу в Петербурге и первый заказ богатого помещика счел большой удачей. Таинственность постройки поначалу его не смущала – мало ли, какие у барина причуды? – но очень скоро Федор осознал, в какой переплет угодил. Заказчик стал внушать ему почти суеверный ужас, но, в отличие от простых рабочих, Федор быстро выяснил истину и про монетный двор, и про разбойничьи набеги.

Федор трезво оценил ситуацию, так что ему и в голову не приходило выступать с разоблачениями. Единственным выходом для себя он считал бегство, но на свою беду влюбился в дворовую девушку Стешу. Та ответила ему взаимностью. Как ни скрывал от нее свой страх Федор, любящее сердце – вещун. Стеша забеспокоилась, и все пыталась дознаться, отчего милый невесел. Барышня попалась упорная, совсем извела парня своими расспросами, вот он и не выдержал, рассказал ей и про воровские рубли, и про подземные хоромы. Девушка взамен поклялась, что не выдаст тайну даже на исповеди, да видно слово не сдержала: пополз по деревне слух.

Недели не прошло, как Федор с невестой пропали без вести. После того, как их хватились, две ночи подряд те, кто проходил мимо усадьбы, слышали откуда-то из-под земли слабые глухие стоны и страшные крики, от которых волосы на голове становились дыбом. Все догадывались, кто умирал медленной мученической смертью в подземных застенках, только поделать ничего не могли.

Роман замолчал.

– Что, так и сгинули Федор с невестой? – расстроилась я.

– Увы. Только младенец и остался.

– Младенец?

– Стеша незадолго до всего родила тайно, на дальней заимке. Никто в деревне не дознался. Живот у нее был небольшой, а сарафаны в то время надежно скрывали подозрительные окружности. Стеша спасала репутацию, а спасла в итоге жизнь своему ребенку. Узнай Степан Шорохов о младенце, не пощадил бы, извел бы род неугодного под корень. Повитуха, от греха подальше, прихватила малыша, да и дала деру из деревни.

– Как благородно.

42